Александра Прахова с портретом прабабушки: "У нас в роду все женщины похожи". Фото А. Белоусовой
И это не пустые слова. Ее прадед Адриан Прахов был одним из строителей этого храма и приглашал для росписи его стен знаменитых художников Врубеля, Васнецова, Нестерова. Благодаря им вот уже два века на нас с образов смотрит ее прабабушка Эмилия Львовна с дочерьми Лелей и Ольгой.
— Когда няня повела меня туда первый раз, я всем рассказывала, что была во дворце и видела царя, — вспоминает Александра Николаевна. — Таким мне показался батюшка. Правда, меня потом в пионеры не хотели принимать, когда узнали, что Праховы руководили строительством собора. Помню, мои однокашники заявили, что я должна отречься от своих предков и плюнуть на двери Владимирского собора. К счастью, все это вовремя остановили учителя, и я отделалась только слезами на ступенях храма. Отрекаться от такого прошлого было просто невозможно!
ГОЛУБАЯ КРОВЬ. Род Праховых очень древний, дворянский. Александре Николаевне известны почти все ее предки до XVI века. Прабабушка Эмилия Львовна была из знаменитого рода Милютиных. В их семье все говорили на четырех языках, обладали разными художественными дарованиями, Праховы имели поместье в Крыму и апартаменты в центре Киева.
Посещать дом профессора Андриана Прахова было престижно. Неудивительно, что туда захаживала богемная молодежь. Гостям, молодым художникам, нравилось рисовать на салфетках. Когда их не хватало — переходили на скатерти. Позже хозяйка, Эмилия Львовна стала подкладывать им бумажные листы, карандаши и перья. Так, в семье Праховых осталось много рисунков и Врубеля, и Вильгельма Катарбинского, часть передана в Русский музей. Есть даже портрет кисти Репина, на котором изображена Эмилия Прахова за рукоделием. Она была умна, с хорошим вкусом и манерами. При этом вспыльчива, "с сумасшедшинкой", могла вылить чай за шиворот распоясавшемуся гостю или при всех разбить чашку о пол. Может, поэтому в нее и влюбился автор "демонов" Михаил Врубель, которого пригласил в Киев Андриан Прахов для ряда восстановительных работ.
ЛЮБОВЬ "ДЕМОНА". "Прабабушка не отвергала ухаживания Врубеля, — рассказывает Александра Николаевна. — А о большем и речи быть не могло. В те времена рисовать молодому художнику замужнюю даму, лежащую в подушках, для патриархального Киева, было невероятным событием. Прадед это не приветствовал, но говорил: "А с чего бы она понравилась мне, если бы она не нравилась никому?" Да и не испытывала она ответного чувства к Врубелю. По ее словам, он "вел себя странно и просто по-детски".
Однажды пришел в гости к Праховым с лицом, измазанным зеленой краской. "Что вы с собой сделали?" — удивилась Эмилия Львовна. "Так красиво же!" — ответил Врубель. Или как-то принес ей эскиз своей будущей гениальной картины "Восточная сказка": "Это вам от меня подарок". Прабабушка не решилась принять такой презент. "Ах, так вы не хотите?!" — разозлился художник и порвал эскиз на глазах у Эмилии Львовны. Правда, на следующий день она вернула ему рисунок, склеенный из мелких кусочков.
Всю свою невысказанную любовь художник вылил в свой шедевр "Богородицы с младенцем" в Кирилловской церкви. Трогательный овал лица, пухлые губы, большие томные глаза принадлежали тоже Эмилии Львовне. Когда же его упрекали в схожести, Врубель непременно заявлял: "Вы не то увидели!".
Кружила головы художникам не только она. В ее дочь, Елену (Лелю) был влюблен Васнецов, а Михаил Нестеров даже делал предложение. Но Эмилия Львовна воспротивилась, сказав, что Леля достойна лучшей партии. В итоге Елена так и не вышла замуж. Кстати, Варвара-великомученица в правом иконостасе Владимирского собора написана Нестеровым с Елены Праховой. Узнав об этом, жена тогдашнего киевского генерал-губернатора вспылила: "Что же мне — ходить молиться на Лельку Прахову?!"
ПОСЛЕ РЕВОЛЮЦИИ. Конечно, с такими корнями и причастности к строительству храма Праховым было нелегко. О поместье и апартаментах пришлось забыть. Семья художников в четырех поколениях ютилась в коммуналке, где, чтобы оказаться у письменного стола, нужно было пройти по дивану.
Сейчас Александра Николаевна — известная художница, чьи работы выставляются в Москве и Париже, Цюрихе и Познани, Хьюстоне и Львове. Многие отмечены международными и отечественными премиями. Она увлеклась каллиграфией, и первой в Украине возвела ее в ранг живописи. Правнучка Владимирского собора с мужем-художником живет на Подоле. На днях открыли очередную выставку своих работ. Сын ее Николай Гончаров стал профессиональным графиком. Александра дала ему краски, когда он только смог сидеть. Тот окунал пальчики в краски и рисовал на бумаге. Теперь в доме Праховых красками играет еще и 4-летний внук, тоже Николай.
— А как же Владимирский собор, часто туда ходите? — интересуюсь.
— Постоянно на Троицу. Пока не переехали, он был нашим домашним храмом. Даже внука там крестили. Я туда хожу, когда в моей жизни сложные моменты или когда не могу найти ответа на мучающий вопрос. Часто хожу в Кирилловскую церковь — к прабабушке. Это часть жизни моей семьи, без которой просто не могу.
"Я ВЫЛИЛА ЧЕРНИЛА НА ВНУКА ОСТАПА ВИШНИ". — Мы все жили двойной жизнью, — вспоминает Александра Прахова. — Наше дворянское происхождение приносило одни только неприятности. Чтобы поступить в лесной институт, отец три года отработал разнорабочим на стройках, чтобы доказать свою лояльность власти. Географию я учила по партийным чисткам. Одну я пережила в Ставрополе у родственников, вторую и последнюю — во Львове. Тогда была охота на космополитов и никто не мог поручиться за свой завтрашний день. И отцу нужно было сутками выстаивать перед комиссией и объяснять, почему он родился на Капри. Или почему у него мама немка.
Тетя Леля вообще была хранительницей очага и потихонечку вышибала из нас пионерское мировоззрение. К примеру, говорила, что на Капри "Ленин был таким противным". Как-то нам с подружкой достались контрамарочки в оперу, в царскую ложу. Я прихожу домой вся вдохновленная и говорю: "Хорошо все-таки, что произошла революция! Иначе я никогда бы не попала в ложу, где сидели цари!" А тетка моя, на коммунальной кухне, помешивая смоленую кашу, говорит: "А прежде у нас там всегда кресла стояли, нас градоначальник приглашал!"
Я вообще многого не знала. Страшно расстраивалась, что меня не приняли в октябрята. За то, что я вылила на голову чернила внуку Остапа Вишни. Он говорил, что она чернильница — невыливайка, а я говорила: выливайка. Мы поспорили, оказалось — выливайка, чернила потекли прямо на его гарну вышиваночку. Недавно встретила его маму, так она и сказала: "До сих пор не могу простить тебе те чернила!"